Григорий Сиятвинда: «Было время, я хотел взять русскую фамилию - мамину»

Режиссеры охотно зовут его в комедии, предлагая роли темнокожих ребят. Вот и в ситкоме СТС Григорий играет парня с понятным именем и нездешним отчеством - как у него самого. Между тем актеру сибирские морозы милее зноя Африки, к которой он имеет хоть и прямое, но все же очень формальное отношение. Но ничего доказывать ему давно не нужно. И так ясно: Сиятвинда - это русская фамилия.

- Ситком «Отель «Элеон», второй сезон которого стартует на СТС, отпочковался от сериала «Кухня». Какое самое роскошное блюдо вы способны приготовить?

- Мои кулинарные задатки чисто практического содержания. Наверное, мое самое часто приготовляемое блюдо из мяса - это котлеты. В рамках этого названия можно проявить огромное разнообразие.

- Вы ведь не были мажором? Студенческий полуголодный быт вам знаком?

- Конечно. Когда-то в училище в столовой мы покупали гарнирчики. Их милостиво поливали подливками из близлежащего гуляша. А когда в общежитии готовили, в ход шли овощи. Картошка, морковка, лук. У меня было осознанное отношение к еде как к топливу. Съел риса даже без всякой подливки - и побежал дальше репетировать. Мы в буквальном смысле питались духом.

- Мама сумки с продуктами через проводника передавала?

- Я и сам их возил, эти посылки. Это были 90-е - голодные времена не только для студентов, а вообще для всех.

В Тюмени еще была связь с деревней, с натуральным хозяйством, поэтому я много чего привозил.

- В детстве вы ощущали себя «чужим среди своих»?

- Я не был настолько чужим для окружающих, как это присутствовало у меня в голове. Просто оттого, что на тебя все время показывали пальцем, где бы я ни был. У меня было ощущение «отдельности», которую мне хотелось преодолеть и слиться с пейзажем. Одно время я хотел русскую фамилию себе взять - мамину. Когда я первый раз в Москву попал, я понял, что на меня никто не пялится, не изучает! А тюменцы могли увидеть темнокожего человека либо в «Клубе путешественников», либо на улице, если они встретили Сиятвинду.

- Вас когда-нибудь раздражало, что вас то и дело зовут играть людей с темной кожей?

- Ну, может быть, меня это и раздражает в некотором смысле. Когда я, например, вижу, что мог бы сыграть роль, где речь идет просто о человеке и не имеет значения, какого цвета у него кожа. А именно такого уровня роли больше всего интересны.

- Для вас равнозначно ваше существование в театре и в кино?

- Я и там и там деньги зарабатываю. Сейчас я уже не пойду туда, куда пригласят, но скажут, что платить не будут. Просто не могу себе позволить. Я дяденька, обязан добывать средства к существованию. А с другой стороны, деньги получать в театре приятнее, потому что это интереснее. Там процесс больше в твоих руках находится, нежели в кино.

- Вы спокойно относитесь к тому, что вам предлагают преимущественно комедийные роли?

- Я нахожусь в таком возрасте, когда перестаешь оценивать действительность исходя из того, нравится она тебе или нет. Она вот такая, и все тут. Я понимаю, что меня и будут звать в проекты, где роль комедийного содержания с эксцентрическим выражением. Но где-то я буду играть совершенно другое. И это тоже будет здорово. Я осознаю это, и меня это не напрягает.

- На съемках «Отеля «Элеон» некоторые актеры запросто предлагают режиссеру переиначить реплику, сценарий. А вы?

- Я в основном все-таки театральный артист и привык к тому, что пьеса уже написана. Особенно если играешь какого-нибудь автора, который сочинил это сто лет назад именно так. Но нет ничего зазорного в том, чтобы на съемках предложить какую-то идею.

- Но ведь можно нарваться на закатывание глаз: «Господи, что он несет!» Вы ранимый человек?

- Безусловно, ты всегда имеешь такой риск. Но я не ранимый. Я не ранимый, потому что... Потому что не ранимый.

- У вас бывали моменты, когда не звонят, не предлагают?

- Случалось. Но когда не было предложений киношных, работа все-таки была - по крайней мере театральная. Конечно, твой ежемесячный заработок уменьшается. У меня даже был период, когда не хватало средств к существованию. А я тогда уже поснимался - судьба мне показала, что можно жить и так, и вот этак. Паника возникает. Но потом этот период заканчивается. А если ты очень заморачиваешься, он может затянуться. Тут все зависит от состояния мозга.

- А еще ведь бывают успешные коллеги. Это же нужно запретить себе завидовать?

- Конечно, нужно.

- Даже если они успешнее, но бездарны?

- Я давно знаю, что успех не имеет отношения к таланту совершенно. Даже у нас на курсе были несколько человек, которые, скажем так, талантливее, чем те, которые потом стали известными. Я как-то смотрел «Грэмми» - это музыкальная премия Соединенных Штатов. Там победители выходят на сцену, и я знаю их музыку, это действительно лучшие в своей области люди! А если вы посмотрите наш «Золотой граммофон»… Совсем другие впечатления. Кто эти люди?! У нас в каждой сфере так. Мосты и здания строят не самые лучшие архитекторы, а те, у которых есть связи. Я это знаю, поэтому меня это давно уже не парит.

Я не ранимый человек, потому что... Потому что я не ранимый!

- Нашли дзен внутри себя? Стальное ядро равновесия?

- Нет там никакого стального ядра. У меня в этом смысле лечебная профессия. Она как раз позволяет избавиться от всего, что парит. У меня есть спектакль в театре «Сатирикон», где я сижу час, прикованный к батарее. Меня обливают бензином, должны сжечь. Всю гадость можно выбросить за этот час, если ты в эту ситуацию поверишь. После такого спектакля ты легче дышишь, потому что из тебя что-то уходит. Таких моментов очень много и в других ролях. Сцена - это место, где ты эмоционально можешь выкинуть все лишнее.

- Могут два актера дружить по-настоящему?

- Мне кажется, да. Актерство вообще предполагает глубокие, настоящие чувства - я имею в виду и любовь, и дружбу, и подразумевает некоторую глубину личности. Мы ведь всегда имеем дело с хорошей литературой - это пьесы. Но даже если это сценарии, то их все равно пишут интеллигентные, умные люди. Моя профессия, наверное, самая большая удача в моей жизни - конечно, если не считать мою удачную женитьбу. Профессия оказалась шире, глубже, чем я себе представлял. Она позволяет тебе все что угодно - в самом высоком смысле этого слова. Такие у меня открытия. Это после 40 приходит.

Личное дело

Григорий Дэвидович Сиятвинда родился 26 апреля 1970 года в Тюмени. С 3 до 5 лет жил в Замбии - на родине отца, который учился в СССР. Изначально учился в индустриальном институте (сейчас Тюменский нефтегазовый университет), но после 2-го курса бросил, отслужил в армии и поступил в Высшее театральное училище им. Щукина. Актер театра «Сатирикон». Лауреат Госпремии в области литературы и искусства, заслуженный артист России. Супруга Татьяна - хореограф.

- Кстати, вы легко привыкли к себе 40-летнему?

- Во всяком случае, ты осознаешь, что у тебя нет другого выхода. Во-вторых, понимаешь, что если до этого чего-то ждешь, лезешь вверх, то тут оказываешься на плато и видишь... другой горизонт. И это заставляет переосмысливать себя. Многое, о чем ты мечтал, состоится, но не так, как ты себе это представлял. И если ты огорчаешься по этому поводу, то неправильно поступаешь. Потому что Вселенная всегда делает то, что ты хочешь. Надо лучше хотеть, грубо говоря.

- Вы не раз рассказывали про отца, о том, как вы с мамой фактически сбежали из Замбии. А потом у вас нашлись братья и сестры в Лондоне, от другого брака отца. И вы с ними намеревались встретиться, будучи на гастролях. Получилось?

- Я тогда в Лондон не доехал - дали визу, да не ту. Специально к родственникам я не поеду, потому что они пока для меня не родственники. Это просто люди с такой же фамилией. У меня никогда не было братьев и сестер, хотя я хотел. А тут их прямо много, но они только по папе. Причем папу-то я тоже не сильно хорошо помню (отец актера умер несколько лет назад. - Авт.).

- При слове «Африка» у вас внутри что-то шевелится?

- Я снимался в Южной Африке в начале 2000-х. Ходил по этой земле и ждал сигналов от нее. Но они как-то не пришли. Все-таки Сибирь, континентальный морозный воздух как-то больше шевелят во мне. В Замбии я с трех до пяти жил, помню немного. У меня вкусовые ощущения, запахи оттуда. Иногда накрывает какой-то волной... Но таких моментиков мало очень.

- Тот другой горизонт, который стал виден после 40, пугает?

- У нас был такой спектакль в театре, «Тополя и ветер». Там три старичка в доме престарелых. Это люди, которые прошли Первую мировую войну. У них самые яркие впечатления жизни связаны с войной, потому что они тогда были юные, здоровые. А сейчас у них все позади и впереди вроде бы нет ничего. Но при этом они жгут: стремятся выскочить из этого, готовят побег. Мне этот спектакль, в частности, помог разобраться с тараканами боязни старости. Я хорошо понимаю, что жизнь начинается именно в том возрасте, когда ты задаешь этот вопрос - когда же она начнется? Вот сейчас она и начинается, как раз как только ты понял это! Просто это не всегда удается, даже когда ты это осознаешь.

«Отель «Элеон» (новый сезон)
С 15 мая, пн. - чт./20.00, СТС